Правление Елизаветы Петровы (кратко)

Правление Елизаветы Петровы (кратко)

Будущая русская императрица Елизавета Петровна Романова была рождена в незаконном на тот момент браке между Петром Первым м Екатериной Первой восемнадцатого декабря 1709 года. Пётр Первый, как только узнал о рождении дочери, решил даже отменить запланированное на этот день торжество по случаю окончания русско-шведской войны. Уже весной 1711 года незаконнорожденная Елизавета была объявлена царевной.

Современники отмечают, что девушка отличалась любовью к верховой езде, танцам, а также была необычайно находчива, умна и выразительно красива. Образование Елизавета Петровна получила в Измайловском, а также Преображенском сёлах, где ей преподавали иностранные языки, географию и историю.

Пётр предпринял не одну попытку выдать замуж дочь за многочисленных претендентов из числа знати и правящих династий, но ни одна из них не увенчалась положительным результатом. На подобные неудачи были обречены попытки Меньшикова «свести» Елизавету при Петре Втором.

В 1730 году скончался Пётр Алексеевич и встаёт вопрос о новом правителе России, но Верховный Тайный Совет отдаёт правление в руки сестры Елизаветы Анны Иоанновны. В период правления последней страна переживала не лучшие свои дни: казна была разграблена дворцовыми развлечениями и фаворитами, престиж государства падал с каждым днём и пр. В результате дворцового переворота Елизавета всё-таки получает власть и вступает законно на престол в 1741 году.

Желая как можно скорее восстановить состояние государства к былому, Елизавета решает продолжить реформы, начатые Петром Первым и первый её приказ – отмена в России смертной казни. Также с 1741 года начался этап внутриполитических реформ: появляется Сенат (новый законодательный орган), составляются новые законы. Кроме того, Елизавета Петровна улучшает положение дворянского сословия, отменяет таможенные пошлины и тем самым активизирует «застоявшийся» российский рынок. Именно в период правления этого монарха в России появляются новые академии и университеты, а также производится вторая перепись населения.

Не менее активно правительница вела и свою внешнюю политику. В самом начале её правления Россия ведёт военные действия со Швецией, которая стремилась отомстить России за своё поражение в Северной войне. Итогом данных действий становится передача России части Финляндии. После этого Россия вступает в войну за Австрийское наследство.

Итоги правления Елизаветы Петровны: что сказал бы отец?

Однажды в 1770 году, когда в Петропавловском соборе прославляли очередную победу русского оружия, на этот раз по случаю разгрома турецкого флота в Чесменском сражении, и оратор-священник в порыве красноречия ударил посохом по гробнице Петра Великого, призывая реформатора восстать, чтобы увидеть дело рук его потомков, граф Кирилл Разумовский, известный своим остроумием, пошутил: «Чего он его кличет? Если Петр встанет, нам всем достанется!»

В это время на престоле находилась уже Екатерина II, но эту многозначительную шутку по справедливости следует отнести к елизаветинской эпохе, тем более что и сам Разумовский сделал карьеру именно в те годы. Наверное, если бы чудо свершилось, то дочери от отца за двадцать лет ее правления действительно перепало бы немало упреков. Но конечно нашлись бы и добрые слова.

Часто вспоминают о том, что Елизавета оставила после себя в гардеробе 15 тысяч платьев, сундуки шелковых чулок, неоплаченные счета и недостроенный Зимний дворец. А потомки в память о той эпохе придумали шутливые строки: «Веселая царица была Елисавет, поет и веселится, порядка только нет!»

Но было и иное. Елизавета восстановила Сенат и придала ему полномочия, которых он не имел даже при ее отце. Сенат сделал немало для наведения порядка в министерствах-коллегиях и принял ряд важных для страны решений. Единственным государственным органом, оставшимся вне поля зрения Сената, оказалась могущественная Тайная канцелярия. Ее деятельность стала еще более засекреченной, чем во времена Анны Иоанновны. Чтобы получить даже незначительный документ из Тайной канцелярии, необходимо было письменное разрешение императрицы. Власть допустила лишь одно послабление. В самом начале своего царствования Елизавета милостиво распорядилась не посылать более в Тайную канцелярию виновных в ошибочном написании императорского титула. Побороть безграмотность русского чиновничества не смогло даже столь могучее и страшное учреждение.

Елизавета отменила действие внутренних таможен, существовавших в ряде российских губерний, что способствовало объединению страны в единое целое. При Елизавете учреждены коммерческий и дворянский банки, что стимулировало развитие российской экономики. И так далее.

Елизавета многое начала, но не достроила, как и Зимний дворец. В этом она оказалась похожа на отца. Просто у каждого были свои увлечения. Петр завел верфи и металлургические заводы, но и любовь Елизаветы к костюмированным балам кое-что дала России. Брюссельская уроженка Тереза завела в Москве первую фабрику нитяных кружев, национальные производители стали выделывать бархат и тафту, появились фабрики по производству шелка и бумажных тканей, шпалер и шляп, тогда же начали в России производить краски. Даже знаменитый Ломоносов занимался в ту пору не только наукой, но и бизнесом: в 1752 году он получил привилегию на основание фабрики разноцветных стекол и столь любезных Елизавете бисера и стекляруса. Ломоносов основал целый завод, причем получил на это от государства и солидный кредит, и 200 крепостных душ в пользование.

Бесспорную похвалу заслужила бы от отца Елизавета за тот прогресс, что удалось достичь в области образования. Все тот же Ломоносов вместе с графом Шуваловым в 1755 году основали первый в России Московский университет. В императорском указе подчеркивалось: «Петр Великий погруженную в глубину невежества Россию к познанию истинного благополучия приводил, и по тому же пути желает следовать дочь его, императрица Елизавета Петровна».

Это было действительно великое для страны дело, учитывая ту блестящую плеяду русских государственных и общественных деятелей, ученых с мировым именем, что вышли из стен университета. Самыми первыми в университете появились юридический, медицинский и философский факультеты. При учебном центре сразу же учредили и гимназию, причем родители обязаны были заранее предупреждать, какую карьеру они избрали для своих детей. В зависимости от этого и выстраивалось образование. В качестве обязательного предмета преподавались основные европейские языки. Предпочтение отдавалось тогда немецкому и французскому.

Приток специалистов из-за рубежа продолжался, но его поставили под строгий контроль. Ни один зарубежный врач и ни один педагог не могли заниматься частной практикой, не пройдя соответствующего экзамена и не получив разрешения.

В 1746 году пришло и первое международное признание российской науки. Сам Вольтер выразил желание поступить в члены Российской академии наук и буквально выпросил себе поручение написать историю Петра Великого.

Елизаветинская эпоха включила в себя много противоречивого. Императрица отменила смертную казнь, но не отменила страшных пыток. Она славилась добротой, но одновременно беспощадно гноила в тюрьме своих даже не реальных, а, скорее, потенциальных политических противников - судьба семейства Брауншвейгов тому свидетельство.

В елизаветинские времена внешняя политика России слишком часто опиралась не на продуманный государственный курс, а была лишь отражением придворных интриг. За влияние на императрицу бились между собой несколько враждебных групп. Ее личный врач Лесток и французский посланник Шетарди склоняли Елизавету к союзу с Францией и Пруссией, а канцлер Алексей Бестужев стоял за традиционные связи с Австрией и Англией. При этом действия всех участников политической игры во многом определялись не принципиальными воззрениями, а просто взятками.

Взятки брали все, даже глава внешнеполитического ведомства Бестужев. Пенсион, что он получал от англичан, значительно превышал его официальное жалованье. Самым же выдающимся взяточником той эпохи можно безошибочно назвать Лестока. Он умел собирать дань со всех: ему платили немалые деньги и французы, и англичане, и шведы, и немцы. Вдобавок ко всему по просьбе Пруссии германский император Карл VII даровал врачу Лестоку графское достоинство.

Беспрерывно выпрашивал у Парижа деньги на подкуп русских чиновников и маркиз де ля Шетарди. Впрочем, большая часть этих денег, кажется, оседала в его собственном кармане. Шетарди предпочитал действовать, опираясь не столько на деньги, сколько на личное обаяние, отчаянно ища благосклонности самой Елизаветы. Посланник играл ва-банк. Есть свидетельства, что как мужчина победу он одержал, а вот как посол провалился. Императрица была внушаема, но лишь до определенных пределов. Елизавете нравился обаятельный француз, но ей хватало ума не путать альковные дела с делами внешнеполитическими.

Вся эта мышиная возня иностранных агентов около императорского трона во времена Петра, учитывая его характер, была невозможна, хотя бы потому, что была бессмысленна. Меншиков, конечно, с удовольствием взял бы взятку от любого, но политический курс определял только Петр, и никто иной. За Елизавету же в отличие от отца шла постоянная и порой довольно грязная борьба. Чтобы свалить своих противников, Бестужев прибег даже к перлюстрации их переписки. Это know-how с легкой руки прусского короля начало как раз тогда входить в практику, на удивление быстро вписавшись в привычный аристократический инструментарий европейской дипломатии. Вскрыв одну из депеш Шетарди в Париж, Бестужев обнаружил там рассуждения, весьма компрометирующие как самого автора, так и Лестока. Это был драгоценный для канцлера материал, которым он и не преминул воспользоваться.

Через Бестужева в руки императрицы попал следующий текст: «Мы здесь имеем дело с женщиной, - писал Шетарди, - на которую ни в чем нельзя положиться. Еще будучи принцессою, она не желала ни о чем бы то ни было мыслить, ни что-нибудь знать, а сделавшись государынею - только за то хватается, что, при ее власти может доставлять ей приятность. Каждый день она занята различными шалостями: то сидит перед зеркалом, то по нескольку раз в день переодевается, - одно платье скинет, другое наденет, и на такие ребяческие пустяки тратит время. По целым часам способна она болтать о понюшке табаку или о мухе, а если кто с нею заговорит о чем-нибудь важном, она тотчас прочь бежит, не терпит ни малейшего усилия над собою и хочет поступать во всем необузданно; она старательно избегает общения с образованными и благовоспитанными людьми; ее лучшее удовольствие - быть на даче или в купальне, в кругу своей прислуги. Лесток, пользуясь многолетним на нее влиянием, много раз силился пробудить в ней сознание своего долга, но все оказалось напрасно: - что в одно ухо к ней влетит, то в другое прочь вылетает. Ее беззаботность так велика, что если сегодня она как будто станет на правильный путь, то завтра опять с него свихнется, и с теми, которые у нее вчера считались опасными врагами, - сегодня обращается дружески, как со своими давними советниками».

Уже этого было более чем достаточно, чтобы императрица изменила свое отношение к Шетарди и Лестоку. Но записка содержала не только убийственную характеристику самой Елизаветы, под которой в душе мог бы подписаться, наверняка, и сам Бестужев, но также и другую любопытную информацию. Шетарди рассуждал в депеше о том, как предан ему Лесток, и о том, что эту преданность надо бы «подогреть», увеличив его годичный пенсион. Далее Шетарди просил денег на выплату взяток еще нескольким полезным персонам, а в заключение предлагал Парижу подкупить некоторых православных иерархов, и в частности личного духовника императрицы.

Неудивительно, что после столь удачного перехвата депеши Бестужев избавился и от Лестока, и от Шетарди. Первого отправили в ссылку, второго домой в Париж. Вместе с Бестужевым ликовали австрийский и английский посланники.

Главным рычагом влияния русских на Европу в те времена по-прежнему оставалась мощная армия, она и в елизаветинскую эпоху одержала немало побед. В ходе малой русско-шведской войны 1741-1743 годов Россия не только снова разбила старого противника, но и присоединила к своим владениям еще один кусочек финской земли. Русский солдат в этот период не раз активно вмешивался в большую европейскую политику: в 1743 году благодаря русской армии решился вопрос о престолонаследии в Швеции, а в 1748 году появление русского корпуса на берегах Рейна помогло окончить войну за австрийское наследство и подписать Ахенский мир. Активнейшее участие приняли русские и в так называемой Семилетней войне (1756-1763 гг.)

Вместе с тем, как и в прежние времена, большинство побед не принесло России ничего, кроме славы, успех русского оружия лишь укрепил в Европе страх перед русскими. Русские войска разгромили непобедимого Фридриха, взяли Берлин, но Петербург не смог извлечь из этого ни материальных, ни территориальных, ни политических выгод. Перед падением Берлина Фридрих в панике писал своему министру Финкенштейну: «Все потеряно. Я не переживу погибели моего отечества!»

Нерешительность русских полководцев сохранила Фридриху и жизнь, и отечество, и власть. Фридрих, справедливо отдавая должное мужеству русского солдата, о чем он говорил неоднократно, так же отмечал и бездарность их военачальников. «Они ведут себя, как пьяные», - заметил он однажды. И в этом отличие елизаветинской эпохи от эпохи Петра Великого. Его полководцы и он сам любили выпить, но дрались на трезвую голову и умели извлекать выгоды из побед.

Вместе с тем следует учесть, что непоследовательность шагов тогдашних русских полководцев в немалой степени объяснялась наличием в Петербурге прусской «пятой колонны». Сама Елизавета, не любившая Фридриха, требовала решительных действий, но в этот период уже тяжко болела и в любой момент могла умереть. А вслед за ней на престол должен был взойти известный пруссофил Петр III. Рисковать своей карьерой, учитывая ситуацию, русские военачальники не хотели. Отсюда их «пьяная походка», шаг вперед, два шага назад.

Елизавета пришла к власти на волне борьбы с немцами, а оставила своим преемником императора, ненавидевшего все русское и боготворившего все немецкое. Правда, та же Елизавета сумела выбрать императору в жены такую немку, которая искренне захотела и смогла стать русской. Екатерина Великая - это тоже наследство Елизаветы.

Петр Романов

Полный курс русской истории: в одной книге [в современном изложении] Соловьев Сергей Михайлович

Итоги царствования Елизаветы Петровны

Об итогах царствования Елизаветы Соловьев заметил так:

«При отсутствии внимательного изучения русской истории XVIII века обыкновенно повторяли, что время, протекшее от смерти Петра Великого до вступления на престол Екатерины II, есть время печальное, недостойное изучения, время, в котором на первом плане видели интриги, дворцовые перевороты, господство иноземцев. Но при успехах исторической науки вообще и при более внимательном изучении русской истории подобные взгляды повторяться более не могут. Мы знаем, что в древней нашей истории не Иоанн III был творцом величия России, но что это величие было приготовлено до него в печальное время княжеских усобиц и борьбы с татарами; мы знаем, что Петр Великий не приводил России из небытия в бытие, что так называемое преобразование было естественным и необходимым явлением народного роста, народного развития, и великое значение Петра состоит в том, что он силою своего гения помог своему народу совершить тяжелый переход, сопряженный со всякого рода опасностями. Наука не позволяет нам также сделать скачок от времени Петра Великого ко времени Екатерины II, она заставляет нас с особенным любопытством углубиться в изучение посредствующей эпохи, посмотреть, как Россия продолжала жить новою жизнью после Петра Великого, как разбиралась она в материале преобразования без помощи гениального императора, как нашлась в своем новом положении, при его светлых и темных сторонах, ибо в жизни человека и в жизни народов нет возраста, в котором бы не было и тех, и других сторон. На Западе, где многие беспокоились при виде новой могущественной державы, внезапно явившейся на востоке Европы, утешали себя тем, что это явление преходящее, что оно обязано своим существованием воле одного сильного человека и кончится вместе с его жизнью. Ожидания не оправдались именно потому, что новая жизнь русского народа не была созданием одного человека. Поворота назад быть не могло, ибо ни отдельный человек, ни целый народ не возвращается из юношеского возраста к детству и из зрелого возраста к юношеству; но могли и должны были быть частные отступления от преобразовательн