| Систематик живой природы | ||
|
|
||
Иога́нн Во́льфганг фон Гёте (нем. Johann Wolfgang von Goethe немецкое произношение имени (инф.) ; 28 августа , Франкфурт-на-Майне , Германия - 22 марта , Веймар , Германия) - немецкий поэт , государственный деятель, мыслитель и естествоиспытатель.
Мать Гёте, Катарина Элизабет Текстор в 1776 году
Дом во Франкфурте-на-Майне, где родился Гёте. Восстановлен в 1947-1949 годах
Родился в старом немецком торговом городе Франкфурте-на-Майне в семье зажиточного бюргера Иоганна Каспара Гёте (1710-1782). Отец его был императорским советником, бывшим адвокатом. Мать Катарина Элизабет Гёте (урождённая Текстор, нем. Textor , 1731-1808) - дочь городского старшины. В 1750 году в семье родился второй ребёнок, Корнелия . После неё родилось ещё четверо детей, умерших в младенчестве. Отец Гёте был педантичным, требовательным, неэмоциональным, но честным человеком. От него сыну впоследствии передались тяга к знаниям, скрупулёзное внимание к деталям, аккуратность и стоицизм. Мать была полной противоположностью Иоганна Каспара. Она стала женой человека, к которому не питала особой любви, в возрасте семнадцати лет, а в восемнадцать родила первого ребенка. Однако, Катарина искренне любила своего сына, который звал её «Frau Aja». Мать привила своему сыну любовь к сочинению историй, она была для Гёте образцом сердечной теплоты, мудрости и заботы. Катарина поддерживала переписку с Анной Амалией Брауншвейгской .
Дом Гёте был хорошо обставлен, там была обширная библиотека, благодаря которой писатель рано познакомился с «Илиадой» , с «Метаморфозами» Овидия , прочитал в оригинале сочинения Вергилия и многих поэтов-современников. Это помогло ему восполнить пробелы в несколько лишённом системы домашнем образовании, которое началось в 1755 году с приглашением в дом учителей. Мальчик выучился, кроме немецкого языка, ещё французскому , латыни , греческому и итальянскому , причём последнему, слушая то, как отец обучает Корнелию . Иоганн также получил уроки танцев, верховой езды и фехтования. Его отец был из тех, кто не удовлетворив собственные амбиции, стремился предоставить больше возможностей детям и дал им полноценное образование.
Во Франкфурте Гете серьёзно заболел. За полтора года, которые он из-за нескольких рецидивов пролежал в постели, его отношения с отцом сильно ухудшились. Скучая во время болезни Иоганн написал криминальную комедию. В апреле 1770 года отец потерял терпение и Гете покинул Франкфурт, чтобы закончить учебу в Страсбурге, где и защитил диссертацию на звание доктора права.
Перелом в творчестве намечается именно там, где Гёте встречается с Гердером , знакомящим его со своими взглядами на поэзию и культуру. В Страсбурге Гёте находит себя как поэта. Он завязывает отношения с молодыми писателями, впоследствии видными деятелями эпохи «Бури и натиска» (Ленц , Вагнер). Заинтересовывается народной поэзией, в подражание которой пишет стихотворение «Heidenröslein» (Степная розочка) и др., Оссианом , Гомером , Шекспиром (речь о Шекспире - 1772), находит восторженные слова для оценки памятников готики - «Von deutscher Baukunst D. M. Erwini a Steinbach» (О немецком зодчестве Эрвина из Штейнбаха, 1771). Ближайшие годы проходят в интенсивной литературной работе, чему не может помешать юридическая практика, которой Гёте вынужден заниматься из уважения к отцу.
Дом Гёте в Веймаре
«У меня громадное преимущество, - говорил Гете Эккерману, - благодаря тому, что я родился в такую эпоху, когда имели место величайшие мировые события, и они не прекращались в течение всей моей длинной жизни, так что я живой свидетель Семилетней войны, отпадения Америки от Англии, затем Французской революции и, наконец, всей наполеоновской эпохи, вплоть до гибели героя и последующих событий. Поэтому я пришел к совершенно другим выводам и взглядам, чем это доступно другим, которые сейчас только родились и которые должны усваивать эти великие события из непонятных им книг» .
14 октября 1806 года, Иоганн узаконил отношения с Кристианой Вульпиус. К этому времени они уже имели несколько детей.
Гёте умер в 1832 году в Веймаре.
23 июня 1780 года Гёте получил посвящение в веймарской масонской ложе «Амалия». Морамарко писал о нём в своей знаменитой книге «Масонство в его прошлом и настоящем »:
Известно его письмо, написанное на следующий день возлюбленной, в котором он сообщает ей о подарке - паре белых перчаток, полученных во время обряда инициации . Гёте был горячим сторонником масонства до последних дней жизни, сочиняя для своей ложи гимны и речи. Обладая высочайшими степенями посвящения в системе строгого масонства, он тем не менее содействовал реформе Шредера , направленной на восстановление примата первых трёх универсальных степеней ордена. В 1813 году у гроба покойного брата Виланда поэт произнёс в масонском храме знаменитую речь «В память брата Виланда» .
Первым значительным произведением Гёте этой новой поры является «Гёц фон Берлихинген» (первоначально «Gottfried von Berlichingen mit der eisernen Hand»), (1773) - драма, произведшая на современников огромное впечатление. Она выдвигает Гёте в первые ряды немецкой литературы, ставит его во главе писателей периода «Бури и натиска» . Своеобразие этого произведения, написанного прозой в манере исторических хроник Шекспира, не столько в том, что оно реабилитирует национальную старину, драматизируя историю рыцаря XVI в. , - так как уже Бодмер , Э. Шлегель, Клопшток , а в конце XVII в. Лоэнштейн («Арминий и Туснельда») обращались к древним периодам германской истории, - сколько в том, что эта драма, возникая за пределами литературы рококо, вступает также в противоречие с литературой Просвещения , наиболее влиятельным доселе течением культуры. Образ борца за социальную справедливость - типичный образ литературы Просвещения - получает у Гёте необычную интерпретацию. Рыцарь Гёц фон Берлихинген, печалящийся о положении дел в стране, возглавляет крестьянское восстание; когда же последнее принимает острые формы, отходит от него, проклиная переросшее его движение. Установленный правопорядок торжествует: пред ним равно бессильны революционное движение масс, истолкованное в драме как развязанный хаос, и личность, пытающаяся противопоставить ему «своеволие». Гёц находит свободу не в мире людей, но в смерти, в слиянии «с матерью-природой». Значение символа имеет заключительная сцена пьесы: Гёц выходит из темницы в сад, видит безграничное небо, его окружает оживающая природа: «Господь всемогущий, как хорошо под Твоим небом, как хороша свобода! Деревья распускают почки, весь мир исполнен упований. Прощайте, дорогие! Корни мои подрублены, силы меня оставляют». Последние слова Гёца - «О, какой небесный воздух! Свобода, свобода!»
Сын зажиточных бюргеров Вильгельм Мейстер отказывается от актёрской карьеры, которую он было избрал как единственно позволяющую бюргеру развить все его физические и духовные дарования, стать независимым в условиях феодального окружения, даже играть заметную роль в жизни страны ["На подмостках образованный человек (бюргер) такая же блестящая личность, как и представитель высшего класса" (дворянства)]. Он отказывается от своей мечты и кончает тем, что, преодолев свою бюргерскую гордость, отдаёт себя всецело в распоряжение некоего тайного дворянского союза, который стремится сплотить вокруг себя людей, имеющих основания бояться революционного переворота (Ярно: «Наша старая башня даст начало обществу, которое может распространиться по всем частям света… Мы взаимно гарантируем друг другу существование на тот единственно случай, если государственный переворот окончательно лишит кого-нибудь из нас его владений»). Вильгельм Мейстер не только не посягает на феодальную действительность, но даже готов рассматривать свой сценический путь как некоторое «своеволие» по отношению к ней, поскольку он пришёл к театру, окрыленный стремлением возвыситься над этой действительностью, развить в себе желающего господства бюргера.
Очень знаменательна эволюция, происшедшая с образом Прометея, который вновь возникает в творчестве Гёте в начале XIX в. («Пандора»). Некогда мятежный противник Зевса изображается теперь лишённым своего былого бунтарского пыла, он уже только искусный ремесленник и мудрый покровитель людских ремёсел, его дополняет Эпиметей, являющийся центральным персонажем пьесы, созерцатель, человек, решительно сторонящийся борьбы, бунта. В «Пандоре» встречаются слова, столь типичные для мировоззрения Гёте веймарского периода: «Величаво вы начинаете, титаны, однако только богам дано вести к вечно доброму, вечно прекрасному, предоставьте им действовать… ибо с богами не должен равняться ни один человек». Установленный порядок торжествует, личность должна отречься от посягательств на него, она должна действовать в строго очерченных, предуказанных ей пределах. В эпоху «Бури и натиска» Гёте любовался мятежной дерзостью своих героев. Теперь он любуется их терпением, их готовностью к самоограничению, к отречению от «произвола». Мотив отречения становится основным мотивом в произведениях зрелого и старого Гёте. На отречение, на умение ограничивать свои стремления Гёте и его персонажи смотрят как на высшую добродетель, почти как на закон природы. Характерен подзаголовок романа «Годы странствований Вильгельма Мейстера» - «Отрекающиеся», намекающий на «союз отрекающихся», к которому принадлежит основная масса действующих лиц романа (Мейстер, Ленардо, Ярно-Монтан и др.). Члены союза обязуются отречься от посягательств на существующий политический строй («Непременное обязательство… - не касаться никаких форм правления… подчиняться каждой из них и не выходить из пределов её власти»), они учатся обуздывать свои порывы, добровольно принимая на себя выполнение различных обетов. В своих произведениях веймарского периода Гёте точно стремится исчерпать все возможные виды людского отречения: он показывает религиозное отречение («Признания прекрасной души», VI гл. «Годов учения»), любовное отречение («Избирательное сродство» - роман, в котором атмосфера жертвенного отречения достигает высокой напряжённости, «Мариенбадская элегия») и др.
Самым грандиозным созданием Гёте бесспорно является его трагедия «Фауст» , над которой он работал в течение всей жизни.
Основные даты творческой истории «Фауста»:
В «Прафаусте» Фауст - обречённый бунтарь, напрасно стремящийся к проникновению в тайны природы, к утверждению власти своего «я» над окружающим миром. Только с появлением пролога «на Небе» (1800) трагедия усваивает те очертания, в которых привык её видеть современный читатель. Дерзания Фауста получают новую (заимствованную из Библии - Книга Иова) мотивировку. Из-за него спорят Бог и сатана (Мефистофель), причём Бог предсказывает Фаусту, которому, как и всякому ищущему человеку, суждено ошибаться, спасение, ибо «честный человек в слепом исканьи всё ж твердо сознает, где правый путь»: этот путь - путь неустанных стремлений к открытию действительно значительного смысла жизни. Подобно Вильгельму Мейстеру, Фауст, прежде чем обнаружить конечную цель своего существования, проходит ряд «образовательных ступеней». Первая ступень - его любовь к наивной мещаночке Гретхен, кончающаяся трагически. Фауст покидает Гретхен, и та, в отчаянии убив родившегося ребёнка, погибает. Но Фауст не может поступить иначе, он не может замкнуться в узкие рамки семейного, комнатного счастья, не может желать судьбы Германа («Герман и Доротея»). Он бессознательно стремится к более грандиозным горизонтам. Вторая ступень - его союз с античной Еленой, который должен символизировать жизнь, посвящённую искусству.
Фауст, окружённый аркадскими рощами, на время находит успокоение в союзе с прекрасной гречанкой. Но ему не дано остановиться и на этой ступени, он всходит на третью и последнюю ступень. Окончательно отказываясь от всяких порывов в потустороннее, он, подобно «отрекающимся» из «Годов странствований», решает посвятить свои силы служению обществу. Задумав создать государство счастливых, свободных людей, он начинает на отвоёванной у моря земле гигантскую стройку. Однако вызванные им к жизни силы обнаруживают тенденцию в сторону эмансипации от его руководства. Мефистофель в качестве командующего торговым флотом и начальника строительных работ, вопреки приказаниям Фауста, уничтожает двух старичков земледельцев - Филемона и Бавкиду, живущих в своей усадьбе возле древней часовенки. Фауст потрясён, но он, всё же продолжая верить в торжество своих идеалов, до самой смерти руководит работами. В конце трагедии ангелы возносят душу умершего Фауста на небо. Заключительные сцены трагедии в гораздо большей степени, чем другие произведения Гёте, насыщены пафосом творчества, созидания, столь характерным для эпохи Сен-Симона .
Трагедия, писавшаяся в течение почти 60 лет (с перерывами), была начата в период «Бури и натиска», окончена же в эпоху, когда в немецкой литературе господствовала романтическая школа. Естественно, что «Фауст» отражает все те этапы, по которым следовало творчество поэта.
Первая часть находится в ближайшей связи со штюрмерским периодом творчества Гёте. Тема покинутой возлюбленным девушки, в приступе отчаяния становящейся детоубийцей (Гретхен), была весьма распространена в литературе «Бури и натиска» (ср. «Детоубийца» Вагнера, «Дочь священника из Таубенгейма» Бюргера и пр.). Обращение к веку пламенной готики, книттельферсу, насыщенный вульгаризмами язык, тяга к монодраме - всё это говорит о близости к «Буре и натиску». Вторая часть, достигающая особенной художественной выразительности в «Елене», входит в круг литературы классического периода. Готические контуры уступают место древнегреческим. Местом действия становится Эллада . Очищается лексика. Книттельферс сменяется стихами античного склада. Образы приобретают какую-то особую скульптурную уплотнённость (пристрастие старого Гёте к декоративной интерпретации мифологических мотивов, к чисто зрелищным эффектам: маскарад - 3 картина I акта, классическая Вальпургиева ночь и т. п.). В заключительной же сцене «Фауста» Гёте уже отдаёт дань романтизму, вводя мистический хор, открывая Фаусту католические небеса.
Подобно «Годам странствований Вильгельма Мейстера», вторая часть «Фауста» в значительной степени является сводом мыслей Гёте о естественных науках, политике, эстетике и философии. Отдельные эпизоды находят своё оправдание исключительно в стремлении автора дать художественное выражение какой-нибудь научной либо философской проблеме (ср. стихотворение «Метаморфозы растений»). Всё это делает вторую часть «Фауста» громоздкой и - так как Гёте охотно прибегает к аллегорической маскировке своих мыслей - весьма затруднительной для понимания. Согласно записям поэта в дневнике, «главное дело» всей жизни было завершено в середине июля 1831 года. Поэт поставил точку во второй части «Фауста» 22 июля, а в августе рукопись была запечатана в конверт, с указанием раскрыть и опубликовать её только после его смерти. В начале марта 1832 года, во время прогулки в открытой карете Гёте простудился: катар верхних дыхательных путей, предположительно, инфаркт и общее ослабление лёгких привели к кончине 22 марта в 11.30 1832 года. Вторая часть «Фауста» вышла в том же году 41-м томом в Собрании Сочинений.
Отношение современников к Гёте было очень неровным. Наибольший успех выпал на долю «Вертера», хотя просветители в лице Лессинга , отдавая должное таланту автора, с заметной сдержанностью приняли роман, как произведение, проповедующее безволие и пессимизм. «Ифигения» же не дошла до штюрмеров, в 1770-е гг. провозглашавших Гёте своим вождём. Гердер весьма негодовал, что его бывший ученик эволюционировал в сторону классицизма (см. его исполненную выпадов по адресу классицизма Гёте и Шиллера «Адрастею»). Большой интерес представляет отношение к Гёте романтиков. Они отнеслись к нему двояко. Погруженному в классический мир Гёте была объявлена жестокая война. Эллинизм , подсказывавший Гёте резкие выпады против христианства (в «Венецианских эпиграммах» Гёте заявляет, например, что ему противны четыре вещи: «табачный дым, клопы, чеснок и крест»; в «Коринфской невесте» христианство трактовано как мрачное, противное радостям земной жизни учение и пр.), был им враждебен. Зато автору «Гёца», «Вертера», «Фауста», сказок (сказка из «Бесед немецких эмигрантов», «Новая Мелузина», «Новый Парис») и особенно «Годов ученья Вильгельма Мейстера», Гёте-иррационалисту они поклонялись с исключительным благоговением. А. В. Шлегель писал о сказках Гёте как о «самых привлекательных из всех, какие когда-либо нисходили с небес фантазии на нашу убогую землю». В «Вильгельме Мейстере» романтики видели прообраз романтического романа. Техника тайны, загадочные образы Миньоны и Арфиста, Вильгельм Мейстер, живущий в атмосфере театрального искусства, опыт введения стихотворений в прозаическую ткань романа, роман как коллекция высказываний автора по различным вопросам - всё это находило в их лице восторженных ценителей. «Вильгельм Мейстер» послужил исходной точкой для «Штернбальда» Тика , «Люцинды» Фридриха Шлегеля , «Генриха фон Офтердингена» Новалиса .
Писатели «Молодой Германии », подходя к Гёте как к мыслителю и не находя у него (особенно в зрелом творчестве) либерально-демократических идей, сделали попытку развенчать его не только как писателя (Менцель: «Гёте не гений, а лишь талант»; Винбарг: «Язык Гёте - язык придворного»), но и как человека, объявив его «бесчувственным эгоистом, которого могут любить только бесчувственные эгоисты» (Л. Бёрне) [ср. с этим мнение К. Маркса , в противоположность Менцелю и Бёрне, сделавшего попытку объяснить мировоззрение зрелого Гёте: «Гёте не был в силах победить немецкое убожество, наоборот, оно победило его, и эта победа убожества над величайшим немцем есть лучшее доказательство того, что немецкое убожество не могло быть побеждено „изнутри“» (из статьи К. Маркса о книге Грюна «Гёте с человеческой точки зрения», 1846)]. Гуцков в памфлете «Гёте, Уланд и Прометей» восклицает, обращаясь к Гёте и Уланду : «Что можете вы делать? Гулять при свете вечернего солнца. Где ваша борьба для водворения новых идей?» Гейне , исключительно высоко ценивший Гёте как писателя, сравнивая в «Романтической школе» произведения Гёте с прекрасными статуями, заявляет: «В них можно влюбиться, но они бесплодны. Поэзия Гёте не порождает действия, как поэзия Шиллера. Действие есть дитя слова, а прекрасные слова Гёте бездетны». Характерно, что столетний юбилей Гёте в прошёл по сравнению с шиллеровским () весьма бледно. Интерес к Гёте возрождается лишь в конце XIX в. Неоромантики (Ст. Георге и др.) возобновляют культ, кладут основание новому изучению Гёте (Зиммель , Бурдах , Гундольф и др.), «открывают» позднего Гёте, которым почти не интересовались литературоведы истекшего столетия.
В России интерес к Гёте проявился уже в конце XVIII в. О нём заговорили как об авторе «Вертера», нашедшего и в России восторженных читателей. Первые переводы на русский язык сделаны в 1781 году (переводчик Ф. Галченков, переизданы в 1794 и 1796 гг.) и в 1798 году (переводчик И. Виноградов). Радищев в своём «Путешествии» признаётся, что чтение «Вертера» исторгло у него радостные слезы. Новиков , говоря в «Драматическом словаре» (1787) о крупнейших драматургах Запада, включает в их число Гёте, которого характеризует как «славного немецкого автора, который написал отличную книгу, похваляемую повсюду - „Страдания молодого Вертера“». В 1802 появилось подражание роману Гёте - «Российский Вертер». Русские сентименталисты (Карамзин и др.) испытали на своём творчестве заметное влияние молодого Гёте. В эпоху Пушкина интерес к Гёте углубляется, ценить начинают также творчество зрелого Гёте («Фауст», «Вильгельм Мейстер» и др.).
Романтики (Веневитинов и др.), группировавшиеся вокруг «Московского вестника», ставят своё издание под покровительство немецкого поэта (который прислал им даже сочувственное письмо), видят в Гёте учителя, создателя романтической поэтики. С кружком Веневитинова в поклонении Гёте сходился Пушкин, благоговейно отзывавшийся об авторе «Фауста» (см. книгу Розова В. Гёте и Пушкин. - Киев, 1908).
Споры, поднятые младогерманцами вокруг имени Гёте, не прошли в России незамеченными. В конце 1830-х гг. появляется на русском языке книга Менцеля «Немецкая литература», дающая отрицательную оценку литературной деятельности Гёте. В 1840 Белинский , находившийся в это время, в период своего гегельянства , под влиянием тезисов о примирении с действительностью, публикует статью «Менцель, критик Гёте», в которой характеризует нападки Менцеля на Гёте как «дерзкие и наглые». Он объявляет вздорным исходный пункт критики Менцеля - требование, чтобы поэт был борцом за лучшую действительность, пропагандистом освободительных идей. Позднее, когда его увлечение гегельянством прошло, он уже признает, что «в Гёте не без основания порицают отсутствие исторических и общественных элементов, спокойное довольство действительностью как она есть» («Стихотворения М. Лермонтова », 1841), хотя и продолжает считать Гёте «великим поэтом», «гениальной личностью», «Римские элегии» - «великим созданием великого поэта Германии» («Римские элегии Гёте, перевод Струговщикова », 1841), «Фауста» - «великой поэмой» (1844) и т. п. Интеллигенция 1860-х гг. не испытывала к Гёте особых симпатий. Шестидесятникам была понятна нелюбовь младогерманцев к Гёте, отрёкшемуся от борьбы с феодализмом. Характерно заявление Чернышевского : «Лессинг ближе к нашему веку, чем Гёте» («Лессинг», 1856). Для писателей XIX в. Гёте - неактуальная фигура. Зато, помимо уже упомянутых поэтов пушкинской поры, Гёте увлекались Фет (переведший «Фауста», «Германа и Доротею», «Римские элегии» и др.), Алексей Толстой (перевёл «Коринфскую невесту», «Бог и баядера») и особенно Тютчев (перевёл стихотворения из «Вильгельма Мейстера», балладу «Певец» и др.), испытавший на своем творчестве очень заметное влияние Гёте. Символисты возрождают культ Гёте, провозглашают его одним из своих учителей-предшественников. При этом Гёте-мыслитель пользуется не меньшим вниманием, чем Гёте-художник. В. Иванов заявляет: «В сфере поэзии принцип символизма, некогда утверждаемый Гёте, после долгих уклонов и блужданий, снова понимается нами в значении, которое придавал ему Гёте, и его поэтика оказывается в общем нашею поэтикою последних лет» (Вяч. Иванов, Гёте на рубеже двух столетий).
В честь Гёте названы кратер на Меркурии и минерал гётит . В честь героини поэмы Гёте West-östlicher Diwan назван астероид (563) Зулейка (англ.) русск. , открытый в 1905 году. В Санкт-Петербурге установлен бюст литератора. В Швейцарии, в городе Дорнах, построено здание, названное в честь Гёте - Гётеанум , являющееся центром Антропософского движения, названного исследователем наследия Гёте и основателем антропософии, Рудольфом Штейнером "гётеанством 20 века" , и объявленное памятником архитектуры.
У Иоганна Вольфганга Гёте и его супруги Кристианы родилось пятеро детей. Дети, родившиеся после старшего сына Августа , не выжили: один ребёнок родился мёртвым, остальные умерли в течение нескольких дней или недель. У Августа родилось трое детей: Вальтер Вольфганг , Вольфганг Максимилиан и Альма . Август умер за два года до смерти своего отца в Риме . Его супруга Оттилия Гёте родила после смерти мужа от другого мужчины дочь Анну Сибиллу, которая умерла спустя год. Дети Августа и Оттилии не вступали в брак, поэтому род Гёте по прямой линии прервался в 1885 году.
Фридрих Георг (род 1657) (ещё 8 братьев и сестёр) | Иоганн Каспар Гёте + Катарина Элизабет Текстор ______________|_______________________ | | | Иоганн Вольфганг Корнелия невыжившие дети + Кристиана Вульпиус | |____________________________________________ | | Август четыре невыживших ребёнка + Оттилия фон Погвиш |_______________________________ | | | Вальтер Вольфганг Альма
Литературный экспрессионизм. Ни больше, ни меньше. Исходя из содержания я делаю вывод, что в названии романа главное слово вовсе не "страдания", а "юного". Будь главный герой старше на десяток лет - ничего подобного бы с ним, вероятно, не случилось.
Автор книги получает письма от друга детства, переехавшего в другой город. Эти письма и составляют основную часть этого эпистолярного произведения. Кстати, про нашего юного Вертера. Сначала он едет по делам к тетушке, но затем уезжает "чтобы побыть в одиночестве". И планирует писать стихи и картины. И чем же занимается сей юный отрок? Постоянно пристает к людям с разговорами и даже ездит на балы. Лично я немного иначе себе представляю понятие "побыть в одиночестве".
Адресат получает корреспонденцию весьма часто и в подробностях узнает не только события, но и окружающие адресанта цвета, запахи, чувства, мысли, эмоции. Все это у Гете передано на высочайшем литературном уровне. Если по содержанию роман сильно проигрывает "Фаусту", то по творческой обертке - точно выигрывает.
И вот, после череды восторгов от овалов лиц крестьянских детей, красоты всего на свете и впечатлений о чужой влюбленности, настает и время самого Вертера.
«Только смотрите не влюбитесь!» - подхватила кузина.
«А почему?» - спросил я.
Действительно, почему? Объект присутствует, субъект давно готов. Получайте "А девушка созрела" в обработке для лютни.
Между прочим мне любопытно: если бы кузина не сориентировала его на конкретную "невлюбительную" цель, смог бы он сосредоточиться сам или так и распалял бы свое сердце на все прекрасное во всем мире? И оставался бы счастлив...
Но любовь в романе Гете - разрушительная. Психическая, если рассматривать и других персонажей, например, того прохожего, собирающего "цветы" или крестьянина, отбоготворившего свою барыню по полной программе.
Более того, такая любовь - не настоящая. Я сейчас говорю осознанно. Любовь - это когда сердце и разум идут рука об руку и полностью друг друга поддерживают. Здесь же любовь юношеская, фанатичная. Разума в ней нет, одна страсть. Причем страсть жестокая, самоуничтожающая и, вероятно, оскорбляющая предмет любви. И вот с этой волной гормонов приходится столкнутся Вертеру, его возлюбленной Лотте и ее мужу Альберту. Ежу понятно: будет больно...
Важно помнить, что история во многом автобиографичная, так что Гете писал письма почти самому себе. Это интересно - вот так взглянуть на себя в безусом возрасте и сказать "От же идиот малолетний". После чего взять и дописать финал, из-за которого книга будет запрещена в нескольких европейских государствах, читатели станут кончать жизнь самоубийством, а в психологии и социологии появится понятие "Эффект Вертера". Мда, вот это выдал дядюшка Иоганн, нечего сказать...
О своем восприятии книги: я любовался книгой как произведением искусства, как картиной в Лувре, Уфицци или Третьяковке. Потому что красиво. Но поступки Вертера, сами эти метания, поиски себя не в себе, а в других, попытки идеализировать мир, а потом обижаться на мир за то, что он не такой... вот это мне не близко и высокая оценка поставлена не высказанным идеям, разумеется, а способу их передачи.
(Литературные произведения в форме дневника или писем)
